Искусство |  Лестница

Лестница

Перформанс | 2019

В нашей цивилизации ритуал традиционно понимался как способ прикосновения к порядкам и планам высшего мира. Он становился средством для получения ответа на глубочайшие вопросы жизни, успокоения и достижения состояния защищенности в мире, которого человек не может полностью понять и высказать. Однако, современность ознаменована сомнениями в этом оптимизме. Как писал Витгенштейн, «для ответа, который невозможно высказать, нельзя также высказать и вопрос»[1]. Более того, как размышлял Деррида вслед за Сократом, мысли, превращенные в письмена — беспомощные сироты: написанное «нуждается в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе»[2].

В перформансе художница выполняет ритуал, задавая вопросы без ответа: «Что такое истина?», «Что такое дух и материя?», «Что такое бытие?», «Существует ли цель?». В духе традиции, она действует внутри круга и старается сделать из него надёжный, защищённый кусок мира. Однако, в согласии с предчувствиями Витгенштейна и Дерриды, ритуал становится тёмным и порождает состояние полной беспомощности: одновременное проговаривание и записывание этих вопросов дает и неразборчивый текст, и неясную речь. Сравнивая осознание бессмысленности сущностных вопросов с подъёмом по познавательной лестнице, Витгенштейн говорил, что человек «должен отбросить [эту] лестницу, после того как поднимется по ней»; после этого преодоления «он правильно увидит мир»[3]. Ритуал показывает, что лестница познания и есть сам познающий человек. Вопреки намерению, хрупкие каракули открывают границу с ужасной пустотой невысказываемого. Конец — торжество последнего вывода Витгенштейна: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать»[4]. Ритуал превращает в лестницу, а потом и в молчание, самого человека.

Примечания
Примечания
1. Логико-философский трактат, 6.5 (Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. M.: Гнозис, 1994. С. 72).
2. Деррида Ж. Фармация Платона / пер. А. Гараджи // Платоновские исследования. — 2017. — Вып. VI: «[…] исток логоса—его отец. Выражаясь анахронически, мы бы сказали: “говорящий субъект” есть отец своей речи. […] Мы знаем, как Сократ подчеркивает убожество, жалкое или надменное, логоса, преданного письму: “…он всегда нуждается в помощи своего отца (τοῦ πατρὸς ἀεὶ δεῖται βοηθοῦ): сам же не способен ни защититься, ни себе помочь”. […] Это убожество неоднозначно: с одной стороны, конечно, бедственное положение сироты, нуждающегося не только в том, чтобы ему просто содействовали чьим-то присутствием, но и чтобы действенно несли ему помощь, прибегали на выручку […]. Статус этого сироты, которого никакое содействие не может принять на иждивение, совпадает со статусом γράφειν, которое, не будучи ничьим сыном в самый момент записи, вообще едва ли остается сыном и не признает больше своих истоков — ни по закону, ни по долгу».
3. Логико-философский трактат, 6.54 (Витгенштейн Л. Op. cit. С. 72–73).
4. Логико-философский трактат, 7 (Витгенштейн Л. Op. cit. С. 73).
Поделиться  |
FacebookVKTwitterTelegram